Михаил Агафонов, член Международного комитета в защиту Бориса Стомахина, политбеженец, преследовавшийся в России по третьему делу публициста, 30 марта прочел в Киеве лекцию "Борис Стомахин: мнимый русофоб, непризнанный политзэк". Мероприятие было организовано в рамках проекта "Свободная школа сопротивления" и прошло в Maydan Press Centre. Сам проект действует в нескольких странах: России, Украине, Чехии.
Поэт издалека заводит речь, поэта далеко заводит речь
Стомахина упрекают не только в русофобии, однако именно русофобская тема — наиболее, на мой взгляд, спорная во всей звучащей критике. Обычно она сводится к обширному цитированию — надеюсь, в Гугле никто из нас не забанен и нет нужды повторять эти разошедшиеся по всему Рунету цитатки про "убивать, убивать, убивать, залить кровью всю Россию", "мразь, биомусор, русское быдло", "генетических рабов, которых не жаль" и так далее.
Тексты Бориса мало кого оставляют равнодушными. Я не знаю, в литературном ли таланте тут дело, — не уверен: на мой взгляд Стомахин пишет очень длинно, занудно даже, более чем не злоупотребляя поэтикой, метафористикой и прочей литературщиной. Скорее, роль играет сама личность Стомахина, безусловно, обладающего определенными суггестивными качествами, просвечивающими и сквозь печатный лист. (Читатели, незнакомые с ним лично, могут обратиться к его лагерному времен первой отсидки "Буреполомскому дневнику".) Его тексты — скорее, заклинания, а не мобилизующие к действию боевые листки, чего декларативно боятся российские власти, — нечто гипнотическое, что обволакивает читателя, засасывает и...
Это только гипотеза: сам я не прочитал и десятой доли написанного Борисом, но мне известны люди, канувшие в стомахинский дискурс и растворившиеся в нем.
Тот же, кто погрузился в его тексты, а потом с испугом и отвращением отшатнулся от листа или экрана ("если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в тебя"), — испытывает острую нужду в антидоте к прочитанному.
Таким антидотом, ушатом холодной воды, возвращающим читателя к привычной картине мира являются попытки этих уничижительных дефиниций: "Да он пещерный русофоб!", "Да он сумасшедший!" (Заметим тут, что как минимум четыре уже судебно-психиатрические экспертизы плюс одна независимая единодушно отказали Стомахину в праве быть жертвой карательной психиатрии.) Другой вариант антидота — предположение, что он троллит читателя или из любви к эпатажу, или для большей доходчивости своих подлинных идей.
Стомахин и гуманизм
Безусловно, Стомахин не гуманист, и сам о себе он полагает так же. Он не признает святости человеческой жизни как она есть, а требует к ней "рационального" подхода. Этот подход учитывает пользу и вред не только от жизни отдельного человека или социальной группы, но и даже от смерти этого человека или группы. Однако прежде чем упрекать Стомахина в русофобии на основании цитат, нужно учесть культурный контекст, в котором он творит.
Формулировки обыденной речи типа "Да их всех убить мало!", "Да чтоб вы сдохли!" и даже репост ставшего популярным в интернете фото граффити "Тут не исправить ничего — Господь, жги!" может позволить себе любой из нас. Вовсе не Стомахин виноват в том, что мы это произносим на полуавтомате,
не задумываясь о реальном значении сказанного, а он находит такие слова и такие объекты их приложения, благодаря которым глаголам "убить", "сдохнуть", "жечь" и т. п. возвращаются их плоть и, особенно, кровь.
Мы не говорим: на рядовых Иваненко, Петренко, Сидоренко напали рядовые Иванов, Петров, Сидоров… сержанты имярек… лейтенанты имярек и т. п. — мы говорим: на Украину напала Россия.
"Границы моего языка определяют границы моего мира", — писал Витгенштейн. Границы нашего языка определяют нашему миру такие рамки, в которых есть место и стомахинским инвективам. Просто, чтобы увидеть это, нужно проделать ряд логических операций над словами и фразами, чего мы обычно не делаем. Иначе говоря, значительная часть стомахинских цитат, маркируемых как недопустимые и "русофобские", на деле — актуализация предельных возможностей привычных до незаметности слов, понятий и пониманий. И, как любая демонстрация чего-либо предельного, она нарушает общественные приличия и спокойствие.
Разумеется, речь не только о словах, но и о реальных чувствах говорящего. Та же война: мы стараемся минимизировать потери среди гражданского населения воюющих территорий, но никто, кроме совсем уж хиппи, не оспаривает необходимость убивать солдатами одной армии солдат другой, хотя понятно, что конкретные солдаты вовсе не несут персональной ответственности за решения своих командиров или высших властей — они несут коллективную ответственность. Эта же логика может быть распространена и широко распространяется на любые другие множества, и попытки государства как-то монополизировать и регламентировать этот процесс (бороться с различными видами ксенофобии, "разжиганием розни в отношении социальных групп" при бесконечном умножении числа этих групп и т. п.) несут, как мы видим, угрозу гражданскому обществу едва ли не большую, чем то, с чем оно пытается бороться.
Малый народ
Борис сам оговаривается: мол, есть среди русских некоторое число свободных, приличных людей, но оно слишком ничтожно, чтобы ради него сохранять всю эту общность. Лучше — пишет Стомахин — просто вывезти их из зоны столь желанного им ядерного взрыва. Как с этим поспоришь? Можно сколько угодно говорить о том, что выборы Путина сфальсифицированы, что крымнашистские митинги заполняются по разнарядке работниками муниципальных учреждений, что Киселев-ТВ — инструмент зомбирования, жертвы которого виноваты в своем состоянии в последнюю очередь.
Но мы знаем, что происходит и происходило в головах наших сограждан, что льется с их языков, едва они откроют рот. Нет никаких причин думать, что Путин их поработил, — нет — они, Россия, выделили Путина, "как печень выделяет желчь".
Любой оппозиционер, мечтающий о российском Майдане и о "ПБК", должен отдавать себе отчет в том, что... на обезглавленном государстве вырастет новый Путин, еще и погорше прежнего. Как установить формальный предел глубины люстрации в России? Нет никакого предела: Россия давно не кастовое общество, все подлежащие люстрации кадры вышли из народа, и народ даст нам еще неограниченное число — подлежащих люстрации. А вот где в России взять тех, кого люстрировать не нужно, — вопрос. Более того, невозможно не признать, что подобный статус-кво сохраняется в стране веками и ему не страшны никакие революции. Так вот считать ли русофобией констатацию и исследование этого факта?
Условно русский читатель Стомахина, не желая оказаться лицом к лицу со своей титанической виной за творящуюся на территории России и проистекающую оттуда вовне гнусь, спешит повесить на его творчество дискриминационный, уничижительный ярлык, плюнуть и поскорее отойти прочь.
О "ватниках" и скрепах
При этом Борис — особенно часто, как кажется, в последнее время — употребляет в своих текстах слово "генетический". Русские — "генетические рабы", "генетический мусор", "прирожденные холопы", etc. Значит ли это, что в какой-то степени он таки русофоб, то есть негативно маркирует русских не по принципу коллективной вины, а именно по генетическому, этническому принципу?
Я не знаю, что он сам думает по этому поводу, не исключаю, что он считает себя именно таким русофобом. Но нет ли здесь ошибки? Вспомним снова про "малый народ". Давайте проанализируем предположение, что "подавляющее большинство квадратов имеет четыре угла, лишь мизерная их часть имеет пять и более". Очевидная бессмыслица: квадраты — "генетические" четырехугольники. Если бы русские действительно были бы генетическими рабами, наличие "свободных русских" исключалось бы даже в самом мизерном масштабе — разве только в порядке индивидуального уродства. То есть перед нами действительно поэтическая метафора, не претендующая на научную строгость. Однако врать не буду: подозреваю, что сам Стомахин уверен в обратном.
Я думаю, что здесь уместно привлечь докинзоновскую концепцию мема — самовоспроизводящегося ментального паразита, поражающего носителей той или иной культуры. Понятно, что гена рабства нет, но мем рабства — есть, и семейная пара рабов воспитывает раба. То, что сейчас само нацепило на себя обобщающее название "Русский мiр", — а многие современники называют это "ватой" — не моноэтничное сообщество, и противостоят ему также носители самых различных генотипов, о чем Стомахин знает не хуже нас с вами. Тот же "крымнаш" и война в Украине породили раздор во многих русских да и иных украинских семьях: дети и родители, братья, супруги расходятся навсегда из-за оценки происходящего.
Объединяет последователей "Русскаго мiра" культура, пропитанная вредоносными, устойчивыми, крайне разрушительно действующими на психику носителей мемами, в т. ч. — формирующими рабское сознание, а в полноте своей именуемыми нынче духовными скрепами. Так в болоте копошатся ядовитые гады, а сверху вьются малярийные комары — счастлив тот, кому нечего делать на болоте, и везунчик — кто прошел по болоту неукушенным, а гены тут ни при чем.
Нужно помнить, что Стомахин — не человек эпохи Возрождения, не универсал. Его политической аналитике можно только позавидовать: я искал примеры его предвидений, искал, разумеется, сперва в украинской теме (и нашел немало: российский империализм — стомахинский конек как-никак), но не только. Приведу только один из самой ранней известной его работы — за которую его выперли левые из КРДМС с формулировкой "несоблюдение революционной этики". "Кратковременную, продержавшуюся чуть более 10 лет, отмену наказаний за мужеложство в 1918 году уже никто не помнит. А 10–12 лет, пока еще держится отмена нынешняя, перестроечная (конец ее, видно, уж не за горами), — достаточно ли их, чтобы вытравить из самой толщи народа весь дух мракобесия и обскурантизма?" — пишет он. Это на минутку 1997 год: еще Милонов ходит в шестерках у Старовойтовой, Путин — у Собчака, Мизулина депутатствует во фракции "Яблока" — а Стомахин уже предвидит появление духовных скреп!
Между тем он почти не употребляет примеров или сравнений не из истории и не из литературы — областей, в которых он отлично разбирается. Зайдя же в область естественных наук, он несколько теряет почву под ногами. Не знаю, до какой степени он в курсе так называемой дискуссии по проблеме "Природа — воспитание", но очевидно, что убеждение о "прирожденных рабах", основанное на том, что многие поколения русских были рабами — это чистой воды "учение" Лысенко о наследовании приобретенных признаков. То же касается и довольно сомнительных с научной точки зрения и, кажется, не вполне самостоятельных попыток Стомахина определить этногенез "москалей".
Упрекать Стомахина в русофобии за тексты о генетической ущербности русских — все равно что упрекать человека, говорящего "Солнце склонилось к закату" в рамках геоцентризма: это не про науку.
Кстати, со мной согласна судебная экспертиза, проведенная в рамках второго дела: "Стомахин Б. В. выделяет и противопоставляет друг другу две группы русских по наличию или отсутствию у них определенных морально-нравственных качеств и гражданской позиции". Именно наличие или отсутствие у человека определенных морально-нравственных качеств и гражданской позиции, именно принадлежность к той или иной культуре принципиально значимы для Бориса. Да, он (не слишком удачно, прямо скажем) называет порицаемую им группу "русскими", а одобряемую — разными другими словами типа "приличные люди", "свободные люди", "либералы и западники" etc. — и это создает иллюзию русофобии.
Этой иллюзии могло бы не возникнуть не только если бы Стомахин читал Докинза, но и, например, если бы популярное сейчас слово "ватник" появилось бы тогда, когда формировался стомахинский публицистический вокабуляр.
Я утверждаю, что любой, кому почему-либо трудно читать стомахинские проклятия "русским" может без малейшей смысловой потери заменить всех "русских" в его текстах "ватниками".
Аналогичная ситуация, замечу в скобках, в Украине со словом "москаль". Я был на концерте Ореста Лютого — так он перед исполнением песни про москалей минут десять объяснял залу, что "москаль" — это не русский, а оккупант, имперец, что это не этнос, а этос.
Всему свое время: "ватники" появились в нашей речи тогда, когда описываемое словом явление проявилось во всей своей мерзости перед всем миром, а не только перед "дальнозоркими" мыслителями типа Стомахина. Возможно, повторюсь, он сам не знает, что не является русофобом, что чувства, которые он испытывает, и мысли, которые ему приходят, корректно определить другим термином. Не исключено, что ошибочная самоидентификация себя как русофоба в свою очередь накладывает (и будет впредь накладывать) отпечаток на его творчество. А значит мы, читатели его текстов, должны принудить себя к этому небольшому мыслительному усилию: суметь увидеть не только за слишком смелыми, но и за не слишком корректными обобщениями ту несомненную правду, которую выражает Борис. И с прискорбием я вынужден констатировать, что этого не хотят (или не могут) сделать многие люди, добровольно взявшие на себя труд находить и защищать жертв политических репрессий, — российские правозащитники.
Вместо послесловия
Нам часто говорят: "А представьте себе, что кто-то напишет про евреев все то, что Стомахин — про русских" — типа попробовали бы они в мичети станцевать. ОК, давайте возьмем за эталон антисемита. В первую очередь, раньше, чем он напишет хоть строчку в интернет, он исключит, даже не допустит ни одного еврея в свои друзья, а если по необходимости или по случайной прихоти еврей в их числе все же окажется — тот станет постоянным объектом соответствующих шуточек, наездов и т. п. Ничего подобного со Стомахиным не бывало, и никто из его друзей, в т. ч. и этнически русских, никогда не слышал от него и полунамека на русофобию, притом что он действительно очень легок на негатив, на осуждение. Вы себе представляете негра — друга Гитлера, или еврея — члена РНЕ? Мы с Борисом много спорили и о Церкви, и о политике — и он мог поставить мне в упрек мою веру, например, — но никого никогда национальностью он не попрекал.
И вот еще: многократно нам тыкаемые в нос цитаты про необходимость залить Россию кровью, разбомбить, выжечь Москву и т. п. — они, конечно, звучат в полемике очень эффектно, но мало кто обращает внимание, что они предполагают самоидентификацию Стомахина как части народонаселения.
Взрывы в метро, стрельбу в аптеках, бомбардировки Москвы Борис приветствует не из прекрасного далека, а из этой самой Москвы, из этого самого метро
(а даже вон Марлен Дитрих, например, сперва уехала из Германии, а потом уже включилась в пропаганду войны с ней). Это риторика самопожертвования, а не агрессии; это — парадоксальная для безбожника готовность пострадать за чужие грехи (правда, в отличие от Христа, страдать в одиночку он не согласен).
В этом, полагаю, и смысл его абсолютно суицидального поведения — в 2004-м он, находясь в федеральном розыске, вернулся домой и жил по месту прописки; сидя на зоне, писал и умудрялся передавать на волю злейшие статьи про уголовников (которые потом это же и читали со своих телефонов, зона была "черная"), про ментов (которые тоже это читали).
Едва ли не единственный диссидент, он возвысил голос против всеми признанной системы зоновской иерархии, а там не то что доброе слово — куска хлеба нельзя дать "опущенному", чтобы не подвергнуться риску "зашквара",
притом что лично "опущенные", кстати, не вызывали ни грана его сочувствия. Выйдя на волю, он продолжил, пренебрегая элементарной конспирацией, писать ровно те же статьи ровно там же, как будто нарочно дразня гусей. Сколько раз я ему говорил: не нравятся тебе эти людишки — ну и плюнь на них, повернись спиной и живи, как будто их нет, — так нет же, "я проскакала тысячу верст, чтобы сказать вам, как вы мне безразличны".
Я думаю, что Борис пытается хоть что-то изменить к лучшему в этой стране и, не имея никаких других ресурсов, бросается себя в топку в надежде, что этот репрессивный котел перегреется и взорвется. Сам он не надеется (и вправду, имеет немного шансов) пережить этот новый срок. А если так, то выходит, все его усилия направлены на причинение блага (блага, как он его понимает, — но именно блага) тем, кто здесь остается, этим самым русским. Довольно странная позиция для русофоба, не находите?
